Центр создан по благословению Святейшего Патриарха Алексия II,
занимается проблемами новых религиозных движений, сект и культов

Тел./факс: +7-495-646-71-47      
E-mail: [email protected]
Тел. для связи и приёма информации
+7-995-505-43-42 (10:00-20:00)

Биография А. Л. Дворкина

Поскольку к нам постоянно поступают вопросы относительно тех или иных моментов жизни А. Л. Дворкина, мы приняли решение вывесить на сайт официальную версию его биографии.

Редакция сайта.

Проф. А. Л. Дворкин

 

Александр Леонидович Дворкин — президент МОО «Центр религиоведческих исследований», заместитель председателя Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции РФ, вице-президент Европейской Федерации исследовательских центров информирования о сектах (FECRIS), профессор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, доктор философии (Ph D), к. богословия (M Div), доктор богословия honoris causa (Dr. h. c.) Прешовского университета (Словакия) 

Ученая степень: доктор философии (Ph D) по истории средних веков 1988, Фордхемский университет (Fordham Homepage)к. богословия (M Div) 1983, Свято-Владимирская духовная семинария (St Vladimir´s Orthodox Theological Seminary)доктор богословия honoris causa (Dr. h. c.) 2016, Прешовский университет (Prešovská univerzita v Prešove)

Ученое звание: профессор

Место работы: 

Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет (ПСТГУ)
Должность: профессор кафедры миссиологии МФ, профессор кафедры ИЦиКП БФ, профессор кафедры теологии ФДО
Преподаваемые дисциплины: современные нетрадиционные учения и культы, новые религиозные движения, сектоведение, история Вселенской Церкви, история древнего христианства, история христианизации Европы, cпецкурс по истории крестовых походов

МОО «Центр религиоведческих исследований» (ЦРИ) — Информационно-консультационный центр св. Иринея Лионского создан по благословению патриарха Алексия II
Должность: президент

РОССИЙСКАЯ АССОЦИАЦИЯ ЦЕНТРОВ ИЗУЧЕНИЯ РЕЛИГИЙ И СЕКТ (РАЦИРС)
Должность: президент

Европейская Федерация исследовательских центров информирования о сектах (FECRIS)
Должность: вице-президент

Экспертный совет по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации
Должность: заместитель председателя

Чтец храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах

 

Родился в 1955 году в Москве – историк, богослов и ведущий эксперт по проблемам экспансии новых движений в России.

С 1972 по 1975 учился на факультете русского языка и литературы в МГПИ (ныне МПГУ).

С 1975 по 1977 работал санитаром в отделе реанимации одной из московских клиник.

6 марта 1977 года по политическим мотивам эмигрировал из России в США.

19 января 1980 года принял крещение в Православном храме Христа Спасителя в Нью-Йорке.

В 1980 закончил Нью-Йоркский университет со степенью бакалавра по специальности «Русская литература» и продолжил образование в Свято-Владимирской православной духовной академии, которую закончил в 1983 году со степенью кандидата богословия.

В 1988 в Фордхемском университете (Нью-Йорк) под руководством протопресвитера Иоанна Мейендорфа защитил докторскую диссертацию «Иван Грозный как религиозный тип».

31 декабря 1991 года вернулся в Россию и был принят на работу в Отдел религиозного образования и катехизации Московской Патриархии.

С 1993 года возглавляет Информационно-консультационный центр (с 2003 – Центр религиоведческих исследований) во имя сщмч. Иринея, епископа Лионского. Центр входит в Европейскую Федерацию Центров по изучению деструктивного сектантства (FECRIS).

С 1993 по 1999 – профессор церковной истории Российского Православного университета. С 1999 по 2012 – профессор и заведующий кафедрой сектоведения Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. В настоящее время – профессор кафедры миссиологии Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Вице-президент FECRIS. Президент Российской ассоциации центров изучения религий и сект (РАЦИРС).

Автор пятнадцати книг и редактор-составитель еще четырех, а также около 800 публикаций на 17 языках.

Совокупный тираж книг А. Л. Дворкина превысил 500 тыс. экземпляров.

А. Л. Дворкин был награжден церковными орденами РПЦ: преп. Сергия Радонежского III ст., блгв. Князя Даниила Московского III свт., Иннокентия Московского III ст. и орденом преп. Нестора Летописца III ст. УПЦ МП, орденом свт. Иннокентия Московского II ст.

На VIII открытом конкурсе изданий «Просвещение через книгу» А. Л. Дворкин награжден дипломом II степени за книгу «Моя Америка» в номинации «Лучшая книга для молодежи». На X открытом конкурсе изданий «Просвещение через книгу» он был награжден дипломом I степени за книгу «Очерки по истории Вселенской Православной Церкви» в номинации «Лучшее учебное издание».

В 2016 г. Прешовский университет (Словакия) присвоил ему степень доктора богословия honoris causa.

 


 

Биография Александра Дворкина

Евгений Мухтаров. Биография Александра Дворкина / Александр Дворкин. Учителя и уроки: Воспоминания, рассказы, размышления. – Нижний Новгород: Христианская библиотека, 2009, – С. 9-60.

[Далее стр.9 оригинала книги]

Биография Александра Дворкина

Александр  Дворкин родился в Москве 20 августа 1955 года. Его отец  трудился инженером, а мама, Бронислава Букчина, кандидат филологических наук и доцент, работала в секторе современного русского языка и культуры речи Института русского языка АН СССР. Именно ею подготовлены к печати   известный словарь «Слитно или раздельно?», стандартный Орфографический словарь русского языка и многие другие издания.

Как раз Институт русского языка определил первый круг знакомств мальчика. В детском саду он дружил с сыном знаменитого филолога Ожегова, а школьные учебники Александра  по русскому языку были подписаны их авторами – Бархударовым и Крючковым.

[Далее стр.10 оригинала]

Семья Дворкиных обитала на улице Герцена (ныне Большая Никитская) в скромной квартире во флигеле,  которая раньше служила кухней барского дома, а затем была разделена на три «проходные» комнаты. Когда мальчику было десять лет, родители развелись – после этого воспитанием Саши и его старшей сестры занималась мама. Кроме них, в квартире подолгу гостили бабушка и дедушка. Последний был доктором экономических наук и профессором – но попал под каток репрессий. Его освободили из сталинских лагерей в 1955-м, вскоре после рождения внука, однако  реабилитировали лишь года через полтора. Так как с судимостью деда в Москве на работу не брали, он устроился старшим экономистом на сыроваренный завод в Угличе, где и поселился, а посещая внука, во многом заменял ему отца.

В 1962-м  Саша Дворкин стал первоклассником школы № 25 города Москвы, а позже  перешел в школу №91.

– Никакого интереса для сверстников я не представлял, – смеется Александр Леонидович, – спортивными достижениями не блистал, да и учился, прямо скажем, не блестяще. Любил гуманитарные предметы, а вот точные науки мне не давались. По этой причине я на уроках, в основном, тайком читал исторические и художественные книги. С 8 лет параллельно посещал художественную школу, но в девятом классе, поняв, что не хочу становиться профессиональным художником, бросил ее.

Вечерами после художественной школы мальчик делал уроки в Институте русского языка, где допоздна работала мама. Тогда  здесь находилось одно из московских гнезд вольномыслия. В институте выступали Владимир Высоцкий, Булат Окуджава, Александр Галич и Юлий Ким, тихонько перепечатывался самиздат, а  один из сотрудников, Константин Бабицкий (отец другого товарища Александра по детскому саду),  был в числе тех, кто вышел в 1968-м на Красную площадь с протестом против введения советских войск в Чехословакию.

Кончилось это печально: чтобы обуздать крамольный институт, туда назначили новым партийным секретарем некоего Льва Скворцова, начавшего жесткую политику чисток. Именно тогда, как неблагонадежные, были изгнаны великие

[Далее стр. 11 оригинала]

лингвисты – цвет отечественной науки – Виктор Панов, Игорь Мельчук и Виталий Шеворошкин и многие другие ученые. Ветеран войны, кавалер многих боевых орденов профессор Панов, к счастью, нашел другую работу, а вот более молодые по возрасту профессора Мельчук и Шеворошкин вынуждены были эмигрировать. Оба они в конце концов обосновались в престижных университетах США и Канады.  Все это обсуждалось и переживалось не только мамой Александра и ее коллегами, но и внимательным мальчиком.

После второго класса Саша побывал в пионерском лагере, но опыт жизни «под горн и барабан» оказался для него резко негативным,  и с тех пор Дворкин  невзлюбил коллективизм, а также всё, что с ним связано. Зато потом до восьмого класса он с удовольствием отдыхал летом в украинском селе на границе Винницкой и Одесской областей. Здесь жила семья  школьных учителей, приютивших когда-то в годы немецкой оккупации его маму. Мальчик быстро освоился в деревенской жизни и овладел украинским языком, но, помимо обычного детского времяпрепровождения с купаньем, рыбалкой и играми в индейцев, все время читал. Вначале прочитал все, что было в сельской библиотеке по-русски, затем осилил и все, что имелось там на украинском языке.

- Я всем сердцем полюбил и ставшую мне родной  большую, с пятью детьми, гостеприимную семью, и саму Украину, – говорит он. – Тогда даже в страшных снах не представлялось, что эта  земля будет объявлена заграницей.

Был у него и краткий период увлечения спортом: Александр, например, два года занимался плаваньем в бассейне «Москва», а затем провел полтора года в секции самбо, но потом пришел к мысли, что совершенствовать лучше все же не тело, а разум.

С седьмого класса мама перевела сына в школу №112 в Большом Козихинском переулке, близ знаменитых Патриарших прудов. А следом юноша записался в археологический кружок  при Музее изобразительных искусств  им. А.С.Пушкина, и через два года уже потратил все каникулы на археологическую экспедицию, раскапывая греческие и скифские поселения близ Евпатории

[Далее стр. 12 оригинала]

[Фото: Бронислава Зиновьевна Букчина – мама А.Дворкина].

После получения аттестата Александр Дворкин долго колебался, выбирая между историей и филологией. В конце концов он все же решил пойти по стопам матери и в 1972 году подал документы на факультет русского языка и литературы  Московского государственного педагогического института.

Время вступительных экзаменов туда практически совпало с другим знаковым событием – ведь 1 июня 1972 года в Москве на Моховой состоялся первый слет столичных хиппи. Их быстро разогнала милиция, но это лишь добавило «детям цветов» популярности. Молодые люди отращивали волосы, сами шили брюки-клеш и яркие рубашки, гуляли по улице Горького (Стрит) и проспекту Калинина (Авеню), а потом «стреляли» деньги  у перехода на проспекте Маркса, чтобы посидеть на них в «Ивушке» или «Вавилоне». Магнитофонные записи зарубежных рок-групп передавалась из рук в руки. Стали появляться и первые отечественные рок-музыканты. Все это казалось замечательной альтернативой унылому советскому коллективизму, конформизму и единомыслию.

Став студентом, Александр тоже поддался этому увлечению, начал посещать различные тусовки и вскоре, благодаря

[Далее стр. 13 оригинала]

[Фото: Мама с сыном Сашей и дочерью Евгенией]

общительному характеру, приобрел «широкую известность в узком кругу». Летом 1983 года с волосами до плеч  и первой реденькой  бородкой он подрабатывал в массовке на Мосфильме, где изображал как раз одного из западных хиппи, а затем на заработанные деньги уехал в свое первое самостоятельное путешествие по Эстонии. В Москву он вернулся уже обросший связями и знакомствами среди прибалтийских «волосатых».

Тогда московская хипповая «система» делилась на несколько группировок. Александр, будучи ярким индивидуалистом, не входил ни в одну из них, но одно время больше общался с группой «Hair» («Волосы»), названной так по одноименному бродвейскому хиппи-рок-мюзиклу. Его считали вызовом американскому истэблишменту. Московские «Волосы» стали вызовом советской рутине. Неформальным лидером  группы была девушка по прозвищу Офелия. «Насаждайте волосы повсюду!» – таким был девиз единомышленников. Однако Александр не мог принять зацикленности на внешней атрибутике. К тому времени он увлекся Солженицыным и мечтал «жить не по лжи», о чем часто говорил с друзьями.

[Далее стр. 14 оригинала]

Образ жизни хиппи казался ему самым радикальным воплощением этой идеи. Понятно, почему «органы» стали испытывать к Дворкину  растущий интерес, и если обычных  «волосатых» разгоняли дружинники,  то Александру и его нескольким  сторонникам  уделяли повышенное внимание работники КГБ.

– Бывало, гуляем по центру, и тут вдруг появляются милиционеры: «Пройдемте!», – вспоминает Дворкин. – Сама госбезопасность при задержаниях никогда не «отсвечивала». Просто в отделении милиции, оформив протоколы, самых ярких представителей группы поочередно отводили в помещение, где сидели уже «люди в штатском». Их, видимо, после задержания оповещали по телефону – де, «птички в клетке», можете приезжать. Эти люди журили собеседника за неправильный образ мыслей, пытались вытянуть из него «адреса, пароли, явки» и непрестанно предлагали сотрудничать с органами. Все, понятное дело, отказывались. После этого нас, подержав еще некоторое время для острастки в отделении милиции, а иногда и побив, отпускали по домам.

В сентябре 1974-го на весь мир прогремела так называемая «Бульдозерная выставка». Полтора десятка самодеятельных художников представили свои произведения на пустыре  неподалеку  от метро «Беляево». По приказу властей сюда спешно прибыли переодетые в штатское сотрудники КГБ, водометы и три бульдозера.  Тяжелая строительная техника ковшами оттеснила зрителей, а картины были уничтожены или  конфискованы. Это вызвало весьма неблагоприятный международный резонанс.  Чтобы хоть как-то оправдаться,  Моссовет разрешил провести самодеятельным художникам несколько новых экспозиций.

Особенно «громкой» стала выставка, организованная на ВДНХ в павильоне «Пчеловодство» 20 сентября 1975 года.  Чтобы полюбоваться «почти запретными» работами поклонников абстракционизма, сюрреализма и прочего нонконформизма, народ выстроился в километровую очередь, вдоль которой угрюмо разъезжала конная милиция. Всего под сводами павильона  были представлены 522 работы. Группа «Волосы», конечно, тоже в стороне не осталась – изготовленный ей «Хипповый флаг» размером полтора на два

[Далее стр. 15 оригинала]

с лишним метра привлекал всеобщее внимание. В коллективных авторах лаконично значились «Лайми, Манго, Офелия, Шаман, Шмель, Чикаго». Не будем раскрывать тайну полностью,  но среди этих псевдонимов был и тот, который носил Александр Дворкин.

Через десять дней выставка закончилась, и власти, сразу забыв, что сами ее «разрешили», стали сводить счеты с участниками. Особенное внимание было уделено представителям группы «Волосы», про деятельность которой к этому времени умудрился написать американский журнал «Time». Для советских и партийных чиновников эта похвала в адрес лиц, ведущих «паразитический образ жизни», стала звонкой пощечиной. Начался новый виток преследований – из разных инстанций на места работы и учебы «хиппов» полетели письма, в которых утверждалось, что эти люди «позорят наш строй». Пришла такая бумага и на факультет, где учился Александр. Вот так  «за убеждения, несовместимые с теми, которые должны быть у будущего советского педагога», его и отчислили осенью 1975 года с третьего курса  института. Правда, сообщили, что делают это «условно», и если Дворкин устроится работать, то при наличии похвальной характеристики от начальства может быть  восстановлен с потерей одного года.

После этого Александр устроился работать рентгентехником в отдел реанимации кардиологического центра на Пироговке.  Работа по оказанию конкретной помощи людям ему нравилась. Был хорошо известен и руководивший тогда медицинским учреждением академик Петровский.

– Как раз с ним у меня и случился «производственный конфликт», – улыбается Александр Леонидович. – Я тогда носил очень длинные волосы, которые обычно прятал под медицинскую шапочку. И вот однажды после смены, уже переодевшись, столкнулся в коридоре с Петровским. Увидев меня в «истинном обличье»,  академик  грубо приказал  постричься, а я ответил, что не пил с ним на брудершафт и с гордым видом уволился. Правда, непосредственные начальники все же написали мне очень хорошую характеристику для восстановления в вузе. Но, хотя за меня пришла просить вся наша группа, руководство факультета сделать это отказалось.

[Далее стр. 16 и 17 оригинала – фото: 5 марта 1977 года. Александр за день до отъезда в эмиграцию.]

[Далее стр. 18 оригинала]

[Фото: 19 января 1980 года. Миропомазание новокрещенного раба Божия Александра]

Причем, понятное дело,  окончательное отчисление из вуза привело лишь к тому, что Александр  стал еще активнее участвовать в «хипповском» движении.

Затем до лета 1976-го Дворкин работал санитаром в отделении травматологической реанимации больницы на Хорошевке, где его коллегой был, кстати, бас-гитарист «Машины времени» Евгений Маргулис.  С каким только трагедиями и страданиями не сталкивался там юный хиппи! Но он любил свою работу – и во всем, что от него зависело, он старался изо всех сил облегчить тяжелую участь пациентов реанимационного отделения и предоставить им хоть какой-то комфорт – даже перед смертью. А работа санитаром – должность на самом низу социальной лестницы – не требовала от него кривить душой  и «играть в те игры», в которые играло все советское общество.

– Как раз в это время эмигрировал один из моих знакомых, – вспоминает он. – Вообще, выехать за рубеж на постоянное место жительства тогда можно было тогда лишь под одним предлогом – по фиктивному приглашению из Израиля для воссоединения с якобы проживающими там родственниками.

[Далее стр. 19 оригинала]

Все так и поступали: договаривались с кем-нибудь о «еврейском» вызове, чтобы оказаться по ту сторону границы, а там уже разлетались в разные стороны. Мой приятель выбрался за границу тем же способом, и, прощаясь, сказал: мол, могу и тебе «израильское» приглашение выправить. Я ему в шутку ответил: «давай». А он потом действительно взял и прислал приглашение. Но поскольку я никуда не собирался, то просто сунул конверт в ящик стола и вскоре про это забыл.

Зато о бумаге от эмигранта прекрасно помнили в других инстанциях. Вскоре под каким-то надуманным предлогом было организовано очередное задержание нескольких московских хиппи, после чего Александра отделили от единомышленников и отвели в кабинет,   где сидели два человека в штатском.

– Мне вновь предложили стать информатором известного ведомства, – вспоминал Дворкин, – а я  вновь отказался. Тогда мои собеседники заявили, что будут вынуждены «разрабатывать» меня дальше,  и  это наверняка закончится путешествием в места не столь отдаленные. Однако чувствовалось, что сами они воспринимали перспективу возиться с молодым бунтарем как обузу. И тогда, поняв, что сотрудничества или хотя бы раскаяния от меня не добиться, собеседники предложили – мол, раз ты такой принципиальный, то, действительно, воспользуйся приглашением своего знакомого и уезжай из Советского Союза. Этим и нас от головной боли избавишь, и себя. В другом случае жди неприятностей.

Эмигрировать Александр решился не сразу. Чтобы как следует подумать, он уволился с работы и исчез из Москвы, отправившись с тогдашним своим лучшим другом Дмитрием Степановым в долгое «автостопное» путешествие.

– За четыре месяца мы побывали в Грузии, Крыму, Новороссии, Молдавии, Западной Украине, Белоруссии, во всех трех прибалтийских республиках, а затем через Питер вернулись в Москву, – вспоминает Дворкин. – Как и полагается хиппи, искали ночлега у единомышленников, «аскали» на пропитание. Не обошлось, конечно, и без милиции. В  крымском Судаке меня насильно постригли, а в Херсоне продержали около двух недель в спецприемнике. Но все же это  путешествие

[Далее стр. 20 оригинала]

принесло массу  позитивного опыта. Четыре месяца мы с другом были предоставлены лишь самим себе, и наша жизнь напрямую зависела от умения общаться с людьми и их к себе располагать. Эта школа очень пригодилась мне впоследствии. Ну и, конечно, я познакомился со своей страной, с ее национальными окраинами – не просто как турист, а через людей, в гуще которых провел все это время. Людей самых разных – от милиционеров до заключенных в спецприемнике, от шоферов-дальнобойщиков до артистической богемы, от карпатских крестьян до грузинской «золотой молодежи». И память об этом долгом путешествии уже потом, в годы эмиграции, воспринималась мной как одно из самых драгоценных сокровищ. Об одном только я всегда жалел – что прошел тогда мимо Церкви. Ведь видел же храмы, внутрь иных даже заходил, однако там не задерживался. Наверное, тот образ жизни, который я вел, был стеной, мешавшей услышать голос Бога.

А по возвращении в Москву путешественнику начали приходить повестки из «органов». Дело в том, что, путешествуя, Александр какое-то время  прожил во Львове на «хипповой» квартире. Затем кто-то из ее хозяев попался на расклейке антисоветских  листовок – и спецслужбы стали рассылать повестки всем, кто был там гостем.

– Свидетельствовать против своих львовских знакомых я, конечно, не хотел, – говорит Александр Леонидович. – Пожалуй, появление этих повесток было последней каплей, переполнившей чашу раздумий, остаться в стране или все же, как предложили кагэбэшники, ее покинуть. Но далеко не последнее место в решении эмигрировать заняло еще одно обстоятельство. Все провозглашавшиеся нами идеалы – братства, любви, искренности, естественности, отказа от лицемерия и т.д. – оказались иллюзорными. Все, против чего мы восставали, никуда не делось и оставалось и во взаимоотношениях в наших маленьких группах и в нашем взаимодействии с внешним миром. И кроме того, появились наркотики, которые мгновенно разъедали то доброе, что было между нами. Для подсевших на них – а таковых было большинство – они стали составлять смысл и самоцель жизни, а остальное перестало существовать. Так продолжать было нельзя,

[Далее  стр. 21 оригинала]

но выхода из тупика подпольного контркультурного существования не было видно. Изменить что-то в своей жизни можно было только  таким хирургически путем, как отъезд. Я решил ехать и искать правду жизни на Западе – там, где зародилось движение хиппи и где я смогу получить ответы на все свои вопросы и развеять все свои сомнения.

[Фото: Александр Дворкин накануне начала учебы в Св.-Владимирской академии]

[Далее стр. 22 оригинала]

Из СССР Александр Дворкин эмигрировал 6 марта 1977 года. Сперва он, автоматически лишившийся прежнего гражданства, добрался самолетом до Вены. Здесь располагался главный транзитный пункт для «советских» эмигрантов, где они делились  на два потока – желающих долететь до Израиля и мечтающих жить на Западе. Предварительная разбивка проводилась уже в венском аэропорту Швехат. Соответственно, будущих израильтян брало под опеку еврейское агентство, сажавшее их на самолет до Тель-Авива. Остальные пользовались услугами международного «Толстовского фонда» и других организаций, помогавших с переправкой бывших советских граждан в США и другие страны. Для этого им следовало выправить въездные визы,  что занимало определенное время. Однако по каким-то дипломатическим причинам Австрия надолго привечать советских эмигрантов не хотела. Поэтому сотрудники международной организации сажали их на поезд до Рима. Здесь люди подавали в американское посольство прошение о визе и ждали оформления бумаг.

Позже, с поправкой на «бытовой» антисемитизм,  критики Дворкина начнут распускать байки, что из Вены он отправился в Тель-Авив, а уже потом перебрался на американский континент.

– Ничего подобного, – смеется Александр Леонидович. –  Я в Израиль и не собирался. В моем сознании он как-то мало отличался от Советского Союза –  тут и подозрительно похожие на колхоз кибуцы, и обязательная служба в армии, а мне с арабами делить было нечего. Напротив, как вчерашний хиппи, я грезил именно Америкой. Поэтому вместе со многими другими доехал на поезде до Рима. Потом, пока ждал получения визы, объехал автостопом всю Италию – увидел Милан, Сицилию, Флоренцию, Сиену, Венецию, Неаполь…

Во Флоренции с Александром Леонидовичем и его приятелем произошел забавный эпизод. Автостопщики думали, где бы им заночевать, и тут увидели группу лысых людей в шафрановых одеждах. Так Дворкин впервые познакомился с кришнаитами. У них в палатке молодые люди и заночевали, а утром случился мировоззренческий  диспут.

[Далее стр. 23 оригинала]

– Через два часа мы уходили уже втроем, – улыбается Александр Леонидович. – Я, приятель и один из кришнаитов, надумавший в ходе дискуссий бежать из секты. Правда, мы ушли явно, а кришнаит бежал позже, тайком, и присоединился к нам в условленном месте.

Наконец через четыре месяца Дворкина пригласили в американское посольство и выдали визу на въезд в страну.  А вскоре он уже стоял в международном аэропорту имени Кеннеди – «воздушных воротах» Нью-Йорка, самого крупного города США.

Около трех месяцев Александр прожил в гостинице, затем снял квартиру. Чтобы оплачивать ее, он сменил несколько работ – был курьером в туристической фирме,  официантом в ресторане, копировальщиком в бюро множительной техники. Однако первое время он всё равно, конечно, наслаждался тем самым «воздухом свободы», о котором так много говорили в московских «флэтах». Но сладок, как известно, лишь запретный плод. Поскольку мода на хиппи докатилась до Советского Союза с опозданием, к этому времени в Америке «дети цветов» уже почти сошли на нет: мало кто продолжал вдохновляться оперой «Волосы»; экс-неформалы делали карьеру в богатых корпорациях…

– Мы в Советском Союзе  даже не дерзали называть себя «хиппи». – вспоминает Александр Леонидович. – Само это слово считалось огромной похвалой, высочайшей оценкой. Мы полагали себя лишь жалкими эпигонами, считая, что настоящие гиганты – там, за океаном. Но приехав в Нью-Йорк, я убедился, что всё обстоит с точностью до наоборот. Оказалось, что как раз мы и были  настоящими, поскольку не играли «в хиппи», как сытые сынки и дочери американского upper middle class, а сполна платили за свой выбор. Вот только сам он не давал ответов на главные вопросы бытия. Так постепенно у меня возникло осознание своей принципиальной чуждости столь желанному когда-то западному миру, обернувшемуся торжествующим консюмеризмом и крепнущей диктатурой политкорректности. Я понял, что, оставаясь

[Далее стр. 24 оригинала]

в рамках материалистического мировоззрения, можно быстро прийти к полному внутреннему краху.

Неудивительно, что очень скоро Александр Дворкин принялся искать в этом чужом мире островки прежнего, привычного. «Экономические мигранты» из Советского Союза, традиционно селившиеся в кварталах Брайтон-Бич, Бэй-Ридж и Форест Хиллс, его не интересовали. Зато Александр всё чаще стал встречаться с настоящими русскими интеллигентами – эмигрантами первой волны, покинувшими Родину во время революции, сохранившими  культуру и язык своей великой страны.

С 1978 года Дворкин стал студентом  Хантер-колледжа Нью-Йоркского университета, где продолжал изучение русской литературы. Давалось это легко – ведь за плечами была пара курсов пединститута, да и «книжное» наследие своей Родины он, конечно, знал лучше, чем студенты-американцы. Наконец и работа нашлась подходящая – Александр стал заведовать хозяйством  престижного филателистического клуба в дорогом районе Манхеттена. А вот его мама в это время свое место потеряла. Ведь тот самый партсекретарь Скворцов продолжал свои «чистки», и однажды на заседании ученого совета института потребовал ее увольнения. Дескать, сын Букчиной не просто эмигрировал во враждебную страну, но теперь еще и клевещет на свою Родину по «Голосу Америки». Скворцов-де сам однажды покрутил ручку радиоприемника и услышал «бьющегося в антисоветской истерике ведущего по имени Саша Дворкин».

– Наверное, он, как первосвященник партийной секты, лжесвидетельствуя,  невольно изрек пророчество,  – улыбается Александр Леонидович. – Ведь я тогда и помыслить не мог, что девять лет спустя действительно попаду  на «Голос Америки». Но с мамой, слава Богу, все закончилось благополучно: друзья помогли ей устроиться на работу в Институт повышения квалификации работников печати, и вскоре она стала там одним из ведущих преподавателей. К счастью, Скворцов об этом ничего не узнал, и мама проработала в ИПК  до почтенного возраста – а когда началась перестройка, ее восстановили на прежней должности.

[Далее стр. 25 оригинала]

Однажды на Пасху 1979 года, проходя мимо православного храма в Нью-Йорке, Александр решил туда зайти. Он отстоял всю праздничную службу до конца – и вдруг понял,  что обязательно должен креститься.

Но путь к вере оказался извилистым. Ведь буквально на следующий день после посещения церкви Дворкин встретил бывшего соотечественника. Выпускник философского факультета МГУ, тот вместе с семьей перебрался в Соединенные Штаты четырьмя годами  ранее и уже успел опубликовать книгу своих рассказов. Сам крещен не был, но каким-то образом учился в Епископальной Семинарии, а  одновременно получил известность как сторонник идей теософов, антропософов и оккультиста Георгия Гурджиева. Знал произведения последнего назубок, мог говорить о нем часами. На этом,  впрочем, не остановился, пытаясь соединить уже полученную «мудрость» с суфизмом – мистическим течением в исламе, и рассказывал о результатах на страницах им же учрежденного религиозно-философского журнала  «Гнозис». Разумеется, вокруг столь интересной личности сложился кружок  русскоязычных почитателей. Они регулярно появлялись в просторной квартире семинарского общежития, где обитал этот человек, декламировали  стихи, музицировали на фортепиано, а главное – слушали рассказы хозяина о методах самопознания.

Александр Леонидович тоже доверился своему новому знакомому и стал считать его чем-то вроде своего наставника.

– Он мне тогда казался очень духовным и обладающим энциклопедическими знаниями в религиозной сфере. Было ощущение, что этот человек знает ответы на все вопросы, – вспоминал Александр Дворкин. – С одной стороны, он часто обращался к опыту восточных мистиков. С другой  – проявлял интерес к патристике, к учению отцов Церкви. На меня такие слова, как «теодицея» или «эсхатология», действовали тогда просто гипнотически, а человек, свободно употреблявший их,  казался представителем высшей мудрости. Причем мне думалось, что другие применяемые им термины, будь то «теософия», «махатма» или «астрал»,  принадлежат к тому же самому смысловому ряду. Я был неопытен –

[Далее стр. 26 оригинала, фото: Осень 1980 г. Студент академии]

[Далее стр. 27 оригинала]

и собеседник почти убедил меня в том, что изучение оккультной литературы вполне совместимо с христианством.

Однако когда Александр стал всё чаще бывать в храмах и говорить о необходимости крещения, тон наставника резко изменился. Сперва он твердил, что вступление в лоно Церкви – слишком ответственный шаг, торопиться с которым не надо. Затем стал убеждать: «Саша, это очень хорошо, что вы нашли для себя христианство, это большая заслуга с вашей стороны, но нельзя же задерживаться. Шагайте дальше, не топчитесь на месте!».

Но двигаться куда-то еще Дворкин не хотел. Наступил Великий пост, и Александр начал его соблюдать. Затем пришла Пасха, и он вновь посетил православную службу – однако «гуру», узнав об этом, стал еще холоднее. Наконец однажды Дворкин принял окончательное решение креститься и пришел в храм Христа Спасителя, основанный некогда на средства русских казаков, осевших  в зарубежье. Правда, священник на его просьбу ответил, что прежде молодому человеку надо походить на воскресные богослужения, изучить основы Православия.

– Мне это очень не понравилось, – улыбается Дворкин, – Про себя я решил, что похожу только до тех пор, пока он меня не окрестит.

Но такое недовольство было ничем по сравнению с реакцией наставника, узнавшего про этот визит. Он с удвоенной силой стал отговаривать Александра от крещения. Но Дворкин ответил, что решение уже принято. Тогда «гуру» поставил вопрос ребром – мол, выбирай: или Церковь, или я. Александр выбрал Церковь и расстался с наставником.

Постигать основы веры оказалось трудно, в основном из-за уже сложившейся привычке к богемной «вольнице», из-за которой Александр то и дело просыпал или опаздывал на службы. И тогда батюшка придумал, как привить ему дисциплину:

[Далее стр. 28 оригинала]

попросил Александра, как студента-филолога, проводить уроки русского языка с детьми в воскресной школе. Так у него появилась обязанность, и молодой человек уже не пропускал  воскресные богослужения.  К счастью, увлечение Александра мистикой дальше чтения специфической литературы не продвинулось – и эта шелуха быстро слетела в ходе занятий со священником.

– В общем, можно сказать, что я, Божией милостью, переболел легкой формой оккультизма, и на всю жизнь приобрел устойчивый иммунитет к этой духовной хвори, – улыбается  Дворкин.

Крестился Александр Леонидович 19 января 1980 года. Для него соорудили купель, чтобы провести таинство канонически: полным погружением.

– Я не могу описать своих ощущений, скажу только, что когда восстал из купели, чувствовал себя  прозрачным, – вспоминает он. – Казалось, будто я вижу каждую свою кровеносную жилку и каждый свой внутренний орган. Потом была Литургия, мое первое Причастие, а затем все сели за стол праздновать. В то время я был заядлым курильщиком: сам делал самокрутки из папиросной бумаги, в которую насыпал табак «Друм». Поэтому привычно скрутил сигаретку, чиркнул спичкой – и вдруг в тот момент, пока подносил огонек, наглядно понял, сколько копоти осядет внутри меня, только что принявшего крещение. Так я раз и навсегда бросил курить.

В 1980 году Александр Дворкин готовился к получению степени бакалавра искусств и уже оформлял документы для аспирантуры по русской литературе в Колумбийском университете, когда произошла встреча, изменившая его жизнь. Великим постом в гости к священнику храма, куда ходил Дворкин, прибыл из Лозанны добрый знакомый – Анатолий Краснов-Левитин, который перед эмиграцией успел отсидеть в Советском Союзе за веру и написал знаменитые «Очерки по истории русской церковной смуты». Едва познакомившись с молодым прихожанином, он тут же задал вопрос: «Саша,  а  почему вы не учитесь в Свято-Владимировской академии?».

Александр Дворкин задумался – и впрямь, почему? Для начала решил посмотреть, что такое представляет собой академия.

[Далее стр. 29 оригинала]

Его принял сам протоиерей Иоанн Мейендорф, живо интересовавшийся столь немногими тогда православными эмигрантами «третьей волны». Он пригласил Дворкина к себе домой.

– При всем уважении и замешательстве перед знаменитым богословом, мне сразу стало очень легко и приятно с отцом Иоанном, – говорит Дворкин. -  Наверное, это впечатление было решающим, почему я решил махнуть рукой на Колумбийский университет.

Так осенью 1980 года он стал  студентом Свято-Владимирской православной духовной Академии Православной Церкви в Америке (ПЦА) в Нью-Йорке. И сейчас, когда его просят рассказать об учебе, вспоминает первым делом тех двух великих людей, имена которых крепко связаны не только с судьбой единственного в Америке православного вуза,

[Фото: Крестовоздвижение 1981 года. Митрополит Вашингтонский и всея Америки и Канады Феодосий постригает студента академии Александра Дворкина в чтеца]

[Далее стр. 30 оригинала]

но, безусловно, со всей историей Церкви. Наверное, вклад в нее отцов Александра Шмемана и Иоанна Мейендорфа по достоинству не оценен даже сегодня. Это делает воспоминания Александра Леонидовича о них еще более актуальными.

- Ректор Академии отец Александр Шмеман был человеком, выдающимся во всех отношениях, и уже при жизни слыл легендой, – говорит Дворкин. -  По отцовской линии он происходил из рода остзейских немцев, поступивших на службу к русским государям. Дед отца Александра, Николай Эдуардович, был сенатором, действительным тайным советником и товарищем министра юстиции, а отец, Дмитрий Николаевич, носил мундир офицера лейб-гвардии Семеновского полка. По материнской же линии у  батюшки – все русские  из восходящего  к XV веку рода Шишковых. К нему принадлежал, например, вице-адмирал Александр Семенович Шишков, который в пушкинское время основал общество «Беседы о русской словесности»,  а затем стал министром народного просвещения, президентом Российской Академии и между прочим  главноуправляющим духовными делами иностранных вероисповеданий. Кстати, в истории он известен не только как защитник русского языка, но и как видный чиновник, открыто заявивший об угрозе от проникающих в страну западных сект.

До революции Шмеманы жили в Санкт-Петербурге. «Новую власть» глава семьи Дмитрий Николаевич, конечно, не принял, и оказался  в армии генерала Юденича. Осенью 1919 года та почти дошла до Петербурга, уже видела вдали шпиль Исаакиевского собора -  но красным удалось отбросить белогвардейцев к Прибалтике. Здесь остатки армии были расформированы и интернированы в Эстонию. Так  полковник Дмитрий Шмеман и его супруга стали жителями Ревеля, а 13 сентября 1921 года в семье родилась двойня -  Александр и его брат Андрей.  Потом, через семь лет, состоялся переезд в Париж, где мальчики учились в Версальском кадетском корпусе-лицее имени Государя Николая II.  Одновременно Александр Шмеман начал прислуживать в Александро-Невском соборе и через несколько лет  стал иподиаконом митрополита Евлогия (Георгиевского). В 1940 году он

[Далее стр. 31 оригинала]

поступил в Свято-Сергиевский Богословский институт, после окончания которого преподавал здесь церковную историю, в ноябре 1946-го стал священником, а спустя пять лет с женой и детьми  переехал в Соединенные Штаты. Освоившись на новом месте, защитил докторскую диссертацию по литургическому богословию, а с 1962 года стал ректором  Свято-Владимирской академии.

Главный курс, который читал студентам отец Александр Шмеман, назывался «Литургическое богословие». Слушать его было безумно интересно, поскольку батюшка слыл не просто отличным оратором, но и широко образованным человеком. Он выписывал кучу прессы на нескольких языках, живо интересовался политическими событиями, новейшими тенденциями в художественной литературе  и даже спортивными матчами крупного масштаба. Поэтому часто и охотно иллюстрировал свои лекции примерами из окружающей жизни. Но о чем бы не шла речь, через каждое выступление обязательно проходила красной нитью мысль о  далекой и одновременно такой близкой России. В ней отец Александр, кстати,  не был – говорил, что его нога никогда не ступит в пределы «железного занавеса».  Один раз, правда, он посетил Югославию, но эта страна все же находилась вне прямого советского влияния.  В каком-то смысле отец Александр хранил «свою маленькую Россию» – ту, про которую так часто говорили дед и отец. По-русски он, например,  писал исключительно в старой орфографии. Но это не означало, что о.Александр  не представлял реальной жизни за «железным занавесом», батюшка читал всё: от Ахматовой, Цветаевой и Бродского до разных Вознесенских и Евтушенок и поддерживал тесные отношения с Александром Солженицыным, равно как и с многими другими эмигрантами из СССР. Позже «глазами» отца Александра в Советской России стал сын Сергей – журналист, назначенный собственным корреспондентом «Нью-Йорк Таймс» в Советском Союзе.

- А вообще, занятость отца ректора была феноменальной, равно как и работоспособность, – вспоминает Дворкин. -  Здесь и научные изыскания, и куча «общественных» постов, и три десятилетия воскресных бесед на радио «Свобода».

[Далее стр. 32 оригинала]

[Фото: Пасха 1982 года. Слева направо: ректор академии протопр. Александр Шмеман, инспектор академии прот. Павел Лазор, Александр Дворкин]

Поэтому большую часть времени он отсутствовал, а когда появлялся – в приемной выстраивалась длиннющая очередь. Поскольку отец Александр был моим духовником, то я, отправляясь на исповедь, всякий раз совестился, что буду своими маленькими проблемами отнимать время у такого человека. Но, разговаривая со мной, он никогда даже не намекал, что куда-то спешит – таинство исповеди было  для  батюшки важнее всех других дел.

После первого года учебы Александр Дворкин впервые совершил паломническую поездку на Святую Землю и в Грецию. Он побывал на Афоне, в древнем Пантелеймоновом монастыре, откуда привез отцу Александру подарок одного из русских насельников -  уникальные по красоте покровицы и воздух работы XVIII века. Батюшка был очень тронут этим вниманием и позже отправил дарителю благодарственное   письмо. Одна из лучших фотографий отца Александра сделана в его предпоследнюю Пасху 1982 года, и там святые Дары покрыты именно этими покровицами. Что касается Александра Леонидовича, то он побывал в Греции еще несколько раз: посетил монастырь Пантократор, Ставроникитскую обитель,

[Далее стр. 33 оригинала]

[Фото: Пасха 1984 года. Слева направо: протопр. Иоанн Мейендорф, матушка Мария Алексеевна Мейендорф, Александр Дворкин]

Хиландар, Григориат – и недавно рассказал о впечатлениях от этих поездок на страницах книги «Афонские рассказы».

- Со вторым легендарным человеком – отцом Иоанном Мейендорфом – знакомство удалось продолжить только на следующем курсе, – вспоминает Александр Дворкин. – Просто мое поступление в Академию совпало с его отъездом на год в Центр византийских исследований «Думбартон-Окс» (Вашингтон), считающийся  одним из крупнейших в мире. Кстати, как раз тогда отцу Иоанну предложили возглавить это учреждение, но он отказался и вернулся в родные стены. Меня, конечно же, сразу узнал и очень обрадовался, что моя учеба продвигается успешно. Я, разумеется, тоже стал с наслаждением слушать лекции этого непревзойденного педагога и писать у него курсовые работы.

Отец Иоанн родился в 1926 году и происходил из древнего немецкого рода, оставившего весьма заметный исторический след.  Достаточно сказать, что один из фон Мейендорфов был известен в XI веке как римский папа Климент II. Правда, его понтификат продлился всего девять месяцев.

[Далее стр. 34 оригинала]

Зато фон Мейендорф оказался единственным папой, который был похоронен «по эту сторону Альп» – у себя на родине, в соборе немецкого города Бамберга. Причем когда в 1942-м его гробницу  впервые открыли, то с удивлением обнаружили в ней полностью сохранившиеся погребальные облачения. Из Германии  крестовые походы привели  фон Мейендорфов в Прибалтику. Когда Рига оказалась в пределах Российской империи, предки отца Иоанна стали служить новому государю. Его прадед был генералом,  дед – начальником охраны Зимнего дворца в звании «адмирала-адъютанта с личным докладом государю Николаю I»,  а  отец с редким именем Феофил служил в лейб-гвардии конной артиллерии, потом воевал с красными и одним из последних пароходов отбыл в эмиграцию. После долгих мытарств семья обосновалась в Париже. Здесь Феофил Мейендорф  окончил Академию художеств и  впоследствии расписал два с лишним десятка церквей, а его последней работой стал мозаичный иконостас для храма Святой Троицы в Бостоне. Естественно, Иоанн тоже был воспитан в православной вере. С юных он прислуживал в парижском Александро-Невском соборе сперва пономарем, затем иподиаконом, а потом учился в Свято-Сергиевском Богословском институте. В 1950-м Иоанн Мейендорф женился на Марии Алексеевне Можайской — правнучатой племяннице конструктора первого самолета. Спустя девять лет он был рукоположен во священника и тогда же по приглашению о. Александра Шмемана переехал в США. Здесь батюшка получил кафедру профессора патрологии в Свято-Владимирской Академии и  одновременно профессорскую должность в Фордхемском университете, но почти тут же оброс массой других  обязанностей.

- Как он всё успевал, просто уму непостижимо, – разводит руками Александр Дворкин. – Ведь к этому времени отец Иоанн уже считался  одним из крупнейших специалистов ХХ века в области патристики и византийской истории, труды которого были изданы на 12 языках мира, вел новые исследования. Это уже огромная нагрузка. А отец Иоанн параллельно с научной работой возглавлял еще отдел внешних связей ПЦА, редактировал газету  «The Orthodox Church», был

[Далее стр. 35 оригинала]

членом-корреспондентом Британской Академии, ну и, конечно же, занимался преподавательской деятельностью – читал нам патрологию и историю Церкви. Причем  своего мнения никогда не навязывал -  наоборот, приглашал подискутировать. Но и от собственных принципов ни разу в жизни не отступал. Думаю, именно этой чертой объяснялось органическое неприятие им религиозного притворства и духовного маскарада — унии, причащений католиков у православных и наоборот, всех прочих «экуменических двусмысленностей»…

Именно благодаря урокам отца Иоанна появилась на свет одна из самых известных книг Александра Дворкина «Очерки по истории Вселенской Православной Церкви».

В 1982 году первоиерарх ПЦА – митрополит всея Америки и Канады Феодосий – поставил через хиротесию Дворкина в чтецы. Вскоре после этого Александр Леонидович  стал заместителем главного алтарника, а потом и алтарником  академического храма.

Между тем, здоровье ректора Академии отца Александра Шмемана стало заметно ухудшаться. Первое недомогание он почувствовал еще в январе 1982-го, а уже летом начались постоянные головные боли, сопровождаемые кратковременной потерей памяти. Позже, после обследования,  будет поставлен страшный диагноз: рак. Тогда, впрочем,  отец Александр этого еще не знал – продолжал читать лекции, служил в храме и писал книгу «Евхаристия», но это давалось ему всё тяжелее.

- Из-за болезни батюшке стало трудно принимать исповедь у своих многочисленных чад, – говорит Дворкин. – И мне, конечно, было неловко отнимать у него последние силы. Поэтому я взял благословение ходить на исповедь к отцу Иоанну Мейендорфу. С тех пор он сделался моим духовником.

Летом 1983 года Александр Дворкин с отличием закончил академию и стал кандидатом богословия. К этому времени он уже твердо решил продолжить образование, специализируясь на изучении русской  и византийской истории средних веков.  Но не успела улечься радость от получения диплома, как случилось горе: рождественским постом 1983 года,

[Далее стр. 36 оригинала]

в день памяти преподобного Германа Аляскинского,  перестало биться сердце отца Александра Шмемана.

- Трое суток его гроб стоял в церкви, где ни на минуту не прекращались панихиды и чтения Святого Евангелия, – вспоминает Дворкин. – Поскольку я был алтарником, то именно мне пришлось составлять все графики богослужений, замещать опоздавших, заполнять непредвиденные паузы. Помню замечательную, вдохновенную проповедь, которую отец Иоанн произнес над гробом отца Александра. А потом было отпевание в переполненном храме и на следующее утро -  литургия, после которой мы отправились на кладбище при Свято-Тихоновском монастыре в Пенсильвании, где прошли похороны.

После смерти отца Александра пост ректора академии занял отец Иоанн Мейендорф. По его благословению, жить выпускник Александр Дворкин остался на прежнем месте, но получил новое послушание – на этот раз старшего алтарника академического храма.

В 1984 году, благополучно преодолев «карантинный» срок для натурализации, он получил американское гражданство, и почти одновременно  поступил в докторантуру при кафедре средневековой истории  Фордхемского университета.

- Собственно, я выбрал этот вуз именно потому, что хотел работать с отцом Иоанном, где он трудился штатным профессором, – говорит Александр Дворкин. – Мечтал видеть его моим научным руководителем. Слава Богу, что так и получилось.

Конечно, всё это еще больше сблизило Александра Леонидовича с Иоанном Мейендорфом.

- Еще в студенческие годы я стал вхож в его дом,  – вспоминает Дворкин. – Помню ежегодные масленичные блины у отца Иоанна, пасхальные трапезы, рождественские посиделки при свечах, и, конечно же, рассказы отца Иоанна о его парижской молодости. Как-то раз, беседуя с батюшкой, я понял, насколько тесен мир. Оказалось, что будучи еще совсем юным, отец Иоанн наблюдал, как в парижском соборе на рю Дарю отпевали того самого,  известного мне мистика Георгия Гурджиева (в последний момент жизни «оказавшегося» православным), и, вспоминая о присутствовавших,

[Далее стр. 37 оригинала]

уточнял: «Таких наистраннейших типов я не видел больше никогда в жизни».

- И отец Иоанн, и его супруга Мария Алексеевна постоянно мне помогали не только советами, но и делом. Когда я, например, готовился к сдаче экзаменов на «докторский минимум», то именно Мария Алексеевна учила меня французскому языку.

В 1987 году Дворкину выпала уникальная возможность пожить и поработать,  благодаря  Комитету  по христианскому сотрудничеству Ватиканского секретариата христианского единства в Папском колледже «Руссикум».

- Главное, что интересовало меня в Риме, – говорит он, -  это прекрасная библиотека, в которой я проработал полгода, собирая материалы для диссертации.

Вернувшись, он продолжал научные исследования, а параллельно преподавал русскую историю в Нью-Йоркской  вышей  школе изобразительных искусств.

В 1988-м под руководством отца Иоанна Мейендорфа Александр Леонидович защитил в Фордхемском университете диссертацию «Иван Грозный, как религиозный тип» («Ivan the Terrible as a Religious Type») и получил степень доктора философии по истории. Сама работа вышла отдельной книгой на английском языке, а недавно увидела свет и на русском.

- После этого встал закономерный вопрос, чем заняться  дальше, – вспоминает Дворкин. – У нас ученый  обычно делает карьеру в том заведении, куда пришел работать, из года в год поднимаясь по ступенькам знакомой служебной лестницы. У американцев система принципиально иная: человек ищет работу где-нибудь на окраине, и остальную часть жизни он посвящает тому, чтобы, прыгая из вуза в вуз, из откровенного захолустья всё ближе и ближе к мегаполисам, уже в преклонных годах занять высокий пост в каком-нибудь действительно почтенном заведении. По этой традиции, мною заинтересовались только лишь в университете города Эль-Пасо штата Техас. Но ехать в «дыру» на самой границе с Мексикой я не хотел. К тому же преподавать там мне пришлось бы «Введение в общую историю» – ознакомительный

[Далее стр. 38 оригинала]

семестровый курс, вмещающий всю мировую историю, и, в лучшем случае, один курс про всю русскую историю, Византийскую историю в Эль-Пасо не проходили вообще.

В итоге волей-неволей пришлось менять сферу деятельности -  на исходе 1988 года Александр Леонидович перебрался в Вашингтон и устроился работать автором и, одновременно, диктором в бюро радиостанции «Голос Америки». Здесь же вели передачи такие известные люди, как протоиерей РПЦЗ Виктор Потапов и епископ Василий (Родзянко). Из церковной жизни Дворкин тоже не выпал: стал иподиаконом и алтарником владыки Василия Родзянко в Вашингтонском Свято-Никольском кафедральном соборе. С тех пор у него сохранились прекрасные воспоминания о настоятеле храма. Ныне покойном  протоиерее Димитрии Григорьеве – дворянине и внуке последнего царского губернатора Сахалина.

А в 1991-м Александр Леонидович вновь отправился в путь. К этому времени его хороший приятель, поэт Алексей Цветков, который был одним из редакторов выходившей в Сан-Франциско газеты «Русская жизнь», а затем работал преподавателем  Диккенсовского колледжа, перебрался в Германию и начал работать на  радиостанции «Свобода». Пригласил сюда же Дворкина. В итоге Александр Леонидович переехал в Мюнхен, где стал одним из редакторов отдела новостей этой радиостанции.

- Сектанты мне до сих пор это поминают, – говорит он. – Сами еще недавно крутили ручки радиоприемников, чтобы поймать «Свободу» и узнать новости о «гонениях за веру», а сегодня хором кричат: «Дворкин работал на «вражеских голосах», контролируемых ЦРУ!». Мол, ловите его, это чуть ли не шпион. Да никто и не скрывает, что та же «Свобода» действительно контролировалась когда-то  американскими спецслужбами. Но затем, в 1971 году, начался «детант», как на Западе называли разрядку напряженности в отношениях между США и СССР. После этого финансирование «Свободы» передали Конгрессу США, и в редакции полностью поменялось руководство. Как бы то ни было, не вижу в своей трехлетней работе журналистом (два с половиной года на «Голосе Америки» и полгода на «Свободе») ничего предосудительного.  С тем же

[Далее стр. 39 оригинала]

успехом сектанты могли бы совестить сотрудников «Известий» за то, что некогда газета была официальным печатным органом Верховного Совета СССР.  Мне стыдиться нечего. Можно напомнить и то, что на «Свободе»  подвизались такие люди, как протопресвитеры Александр Киселев и Александр Шмеман, протоиерей Кирилл Фотиев, известный консервативный православный публицист Глеб Рар и даже занимающий теперь суперохранительную позицию Михаил Назаров.

[Фото: 1989 год, Нью-Йорк. Сотрудник «Голоса Америки» Александр Дворкин интервьюирует Бориса Гребенщикова]

[Далее стр. 40 оригинала, фото: 1989 год. Приезд в Россию ]

[Далее стр. 41 оригинала]

Отметим, что и в Мюнхене Александр Леонидович остался верным чадом Православной Церкви – служил алтарником в маленьком  сербском храме. А вообще, за пятнадцать зарубежных лет Александр Леонидович где только не был: Париж, Лондон, Рим, Монреаль, Амстердам, Афины… Но его постоянно тянуло домой, в Москву.

- Я всегда говорил, что вернусь, поскольку считал себя политическим эмигрантом, а не экономическим переселенцем, – смеется он. -   Поэтому за все свои американские годы принципиально не обзаводился там недвижимостью. Как и когда я вернусь, не знал. Но шутил, что Вавилонское пленение обычно дольше семидесяти лет не длится.

А потом вдруг так и случилось. Когда в СССР произошел августовский путч,  Дворкина как одного из редакторов отдела новостей срочно вызвали на радио, и три дня он не выходил из студии.

- Я тогда чувствовал ужасную обиду:  дома такие вещи происходят, а мне здесь приходится сидеть, – вспоминает Александр Леонидович. – Потом подумал: а что, собственно, мешает уехать обратно? Позвонил своему духовнику отцу Иоанну Мейендорфу – и он благословил меня вернуться. Конечно, добавил он, мне предстоят значительные материальные трудности после западной жизни. Но он знает, что это не является для меня главным, что я все смогу преодолеть и что жизнь моя, несомненно,  будет намного интересней и наполненней. Я собрался, сел на поезд и поехал через Венгрию в Россию.

На перрон московского вокзала Александр Дворкин сошел в последний день 1991 года, оставив позади весьма богатый эмигрантский этап своей жизни длиной в 14 лет и 10 месяцев.

Возвращался он, впрочем, не в «пустоту». Как раз в это время в Московской Патриархии начал создаваться Отдел религиозного образования и катехизации, который возглавил

[Далее стр. 42 оригинала]

известный византолог игумен Иоанн (Экономцев). Отец Иоанн Мейендорф об этом знал – и подготовил Александру Леонидовичу рекомендацию об устройстве именно в эту структуру.  Так с марта 1992 года Дворкин стал штатным сотрудником возглавлявшегося блаженной памяти протоиереем Глебом Каледой сектора религиозного образования нового отдела.

Сейчас сектанты активно распространяют сплетни, что главной целью возвращения Дворкина в Россию была как раз борьба с «нетрадиционными религиями» по зарубежной кальке.

- Полная чушь, – говорит он. – Конечно, на Западе я видел и кришнаитов, и харизматиков, изучал историю западных сект в Духовной академии. Но все же я был страшно далек от этой темы, поскольку, будучи историком Православной Церкви, думал только о преподавательской деятельности. Однако еще в нашу первую встречу отец Глеб Каледа  сказал: «Поскольку вы долго жили на Западе, откуда к нам идут секты, то, наверняка, с проблематикой знакомы лучше, чем мы. Кроме того, знаете иностранные языки, на которых  написана литература этих культов и говорят их миссионеры.». В общем, предложил вплотную заняться этим  вопросом.  Однако я наотрез отказался, а батюшка не настаивал. Поэтому утверждения, будто Дворкин вернулся в Россию и устроился в Патриархию для организации антисектантской работы, лишены оснований. Всё было куда прозаичнее: наш отдел  разрабатывал планы катехизации и методички для тех, кто хотел  учить детей и взрослых православной вере.  Но особенно запомнилось, как мы, впервые за всю постсоветскую историю, вместе с отцом Глебом начали ходить в Бутырскую тюрьму, чтобы беседовать там с заключенными, рассказывать им о Боге и о Церкви. Я был доволен такой деятельностью и о какой-то другой не мечтал.

По этой же причине нелепы утверждения, будто еще в Америке Дворкин познакомился с основателем «светского» антикультизма Теодором Патриком, идеи которого, якобы,

[Далее стр. 43 оригинала]

и «импортировал» в Россию. Последний работал в городской администрации Сан-Франциско, но оставил службу, когда его собственный сын Майкл едва не попал в секту «Дети Бога». С трудом вытащив оттуда юношу, Патрик понял, какую опасность представляют деструктивные культы, и в 1974 году вместе с другими гражданами, родные которых стали жертвами разного рода «гуру», основал «Сеть осведомления о культах» (CAN). Ее активисты действовали наивно: похищали из сект своих собственных детей, после чего проводили депрограммацию – комплекс разработанных Патриком психологических приемов, которые должны были вернуть человека в реальный мир. Однако, с точки зрения закона, похищение совершеннолетнего человека, пусть даже он твой собственный отпрыск, всё равно наказуемо. Поэтому опомнившиеся вскоре руководители сект инициировали против Патрика ряд громких судебных разбирательств. Кончилось тем, что он отошел от дел, а CAN, вынужденная платить крупные штрафы, обанкротилась и была перекуплена сайентологами.

- Конечно, с Тедом Патриком я знаком не был, – говорит Александр Леонидович. –Ведь к моменту моего приезда в США он уже получил «запрет на профессию», а следом, по решениям  судов, – в общей сложности семь лет лишения свободы.  Не в тюрьме же мы с ним «познакомились»! Конечно, к его приемам, предполагающим насильственное лишение свободы и жесткую «промывку мозгов»,  я отношусь отрицательно. Но при этом следует согласиться, что именно Теодор Патрик был первым человеком, создавшим систему общественного противодействия культам. Сегодня, например,  введенная им практика организации антисектантских «родительских комитетов» широко распространилась по всему миру. Но тогда, в начале девяностых, я имел о работе Теодора Патрика, фамилия которого как-то упоминалась на одной из лекций в академии, весьма смутное представление.

Летом 1992 года Александр Дворкин и протоиерей Глеб Каледа отправились в  командировку в Грецию. На душе у сотрудника отдела катехизации и религиозного образования было, впрочем, неспокойно – из Америки поступило известие, что

[Далее стр. 44 оригинала]

у отца Иоанна Мейендорфа обнаружен рак поджелудочной железы, причем в стадии, когда оперировать его уже нельзя. Для самого батюшки этот диагноз был как гром среди ясного неба. Ведь буквально накануне семья Мейендорфа претворила наконец в жизнь давнюю мечту – приобрела дом в Принстоне, чтобы отец Иоанн мог спокойно там работать по большей части для России и Русской Церкви. Батюшку срочно отвезли в одну из монреальских больниц, обеспечили ему там самые достойные условия – но врачи не скрывали, что жить ему осталось, в лучшем случае, несколько месяцев.

- По всему выходило, что время на прощание с отцом Иоанном еще есть, – вспоминает Александр Леонидович. – Поэтому я решил, что отправлюсь в Америку сразу после возвращения из Греции. Но Господь рассудил иначе: 22 июля 1992 года отец Иоанн Мейендорф скончался. Отпевал его глава Православной Церкви в Америке митрополит Вашингтонский Феодосий, а свой последний приют батюшка нашел на тенистом кладбище маленького городка Йонкерс совсем рядом с  академией…

Вот как раз на этом этапе, сразу по невеселому возвращению в Москву, Александра Дворкина и «нашли» секты. Людям-то ведь неважно, хочет он ими заниматься или нет, – и  именно летом 1992-го в отдел стали всё чаще приходить граждане с жалобами на набиравшие силу нетрадиционные культы.

- В общем, волей-неволей мне все же пришлось принимать таких посетителей, – говорит профессор. – И, скажу откровенно, горе этих людей меня потрясло. А они, между тем, нуждались не только в утешении,  но и в практических советах, что делать с родными и близкими, попавшими в секту. Чтобы давать рекомендации, мне пришлось знакомиться с литературой культов, применяемыми там приемами вербовки. Конечно, я думал: «Ну вот еще один человек, еще одна беседа – и всё, займусь привычной работой». Но земля, как известно,

[Далее стр. 45 оригинала, фото: 1985 год. Автостоп на юге Италии]

[Далее стр. 46 оригинала]

[Фото: 1985 год. На Сицилии]

слухом полнится. Кончилось тем, что вскоре раздался звонок уже из Правительства Москвы – чиновники тоже просили консультаций у меня как у «главного специалиста по сектам». Я пытался отнекиваться и говорил, что вовсе не профессионал в данной сфере. Однако вся беда была в том, что других специалистов тогда действительно не существовало. Вчерашние уполномоченные Совета по делам религий при Совмине СССР консультировать новую власть как-то не спешили, а маститые пропагандисты-атеисты, оголодав без своей привычной синекуры, сами заигрывали с культами. В общем, выбирать мне не пришлось: «Нам сказали, что вы специалист» – и точка.  После этого я понял, что отступать уже поздно, и надо нести этот крест…

В марте 1993 года Александр Дворкин провел первую конференцию по проблеме распространенного тогда культа «Богородичный центр», в названии которого употребил термин «тоталитарная секта».

- Я даже не догадывался, что его еще не существует, так это мне казалось очевидным, – говорит он. – Но словосочетание моментально прижилось. А тогда, после конференции,

[Далее стр. 47 оригинала]

[Фото: 1992 год. На приеме у Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II]

мне стали звонить журналисты с вопросами, касающимися уже не «Богородичного центра», а десятков других сомнительных религиозных организаций. Пришлось вновь  расширять свой кругозор.

Очень большую помощь на этом этапе Александру Леонидовичу оказал профессор Йоханнес Огорд, возглавлявший международный «Диалог-Центр» со штаб-квартирой в датском городе Орхуссе.  Эта христианская организация уже два десятка лет занималась сектами и накопила огромный опыт. Весной 1993 года Огорд посетил Москву и, познакомившись с Александром Дворкиным,  пригласил его в гости.

- Посмотрев, как поставлено дело у датчан, я сразу понял, что такой же центр необходимо создать и в России, – вспоминает Александр Леонидович. – Блаженной памяти протоиерей Глеб Каледа эту идею горячо благословил. Вот так 5 сентября 1993 года, в день памяти священномученика Иринея Лионского, и был открыт Информационно-консультативный центр, носящий его имя. В статусе крылось, кстати, и главное отличие от американской модели подобных организаций. Ведь тот же CAN занимался на деле не столько

[Далее стр. 48 оригинала]

«осведомлением о культах», сколько практической реабилитацией сектантов. То есть действовал уже «по факту», работая с жертвами всяких религиозных проходимцев. Мы же сочли, что лучший способ оградить граждан от сект – это вовремя предупредить их об опасности. Реабилитацией же тех, кто все-таки туда угодил, пусть занимаются психологи или медики.

Первоначально в Центре, получившем две комнаты на площадях Отдела религиозного образования, работали всего два человека. Зато быстро прибывала «гурутека», как Александр Дворкин называл библиотеку сектантской литературы, без которой трудно разобраться в учении того или иного культа. А вскоре появились и добровольные помощники, которые были готовы отдавать силы и время борьбе с сектами.

Между тем жизнь шла своим чередом. Однажды Александр Дворкин оказался в одной из столичных благотворительных организаций и случайно познакомился здесь с Ириной Дзюбинской  – дочерью подполковника ВВС, уроженкой Челябинска, выпускницей факультета иностранных языков местного педагогического института. Зимой  21 февраля  1993 года они сыграли свадьбу. Сейчас у Александра Леонидовича и Ирины Георгиевны растет дочь Иулиания, которой семь лет.

В 1992-м руководство Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова обратило внимание, что в стране ширится число православных изданий. Так возникла идея организовать на журфаке группу церковной журналистики, куда пригласили читать лекции по истории Церкви Александра Дворкина, оформив его на профессорскую ставку. Для студентов он разработал особый курс, легший в основу вышедшей позже книги  «Очерки по истории Вселенской Православной Церкви». Однако к концу второго семестра 1994 года руководство журфака утратило интерес к группе, и преподавателям объявили, что она будет распущена. Поэтому, по взаимному согласию с работодателем, Дворкин продлять свой контракт не стал и перешел в только что созданный Российский православный университет имени св. Иоанна Богослова.

Уже гораздо позже сектанты раздули из этого скандал на пустом месте. На одном из сайентологических сайтов появился

[Далее стр. 49 оригинала]

состряпанный в графической программе «документ» за подписью декана журфака Ясена Засурского, где ничего не сообщалось о роспуске группы – и вместо этого утверждалось, что, мол, это руководство самого факультета отказалось продлить контракт с Дворкиным  из-за отсутствия у него «надлежащего образовательного уровня». Фальшивку было видно невооруженным глазом – и бланк не тот, и печать не того размера, и текст без исходящего номера. Но сектанты с радостью принялись распространять дезинформацию. Кончилось тем, что ее перепечатала ярославская неопятидесятническая газета «Екклесиаст», на которую Александр Леонидович подал в суд. Оригинала мифического «письма Засурского» ответчики  предъявить, естественно, не смогли – ведь трудно найти то, чего «на бумаге» попросту не существует.

Уже через год после создания Центра его работа стала приносить ощутимые плоды, и во многом благодаря Александру Леонидовичу и диакону Андрею Кураеву в декабре 1994 года на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви было принято определение «О псевдохристианских сектах, язычестве и оккультизме», где декларировалась позиция  РПЦ по  отношению к целому ряду деструктивных культов.

В 1995 году Александр Леонидович занял должность заведующего кафедрой сектоведения в Православном Свято-Тихоновском богословском институте, известном ныне как Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет (ПСТГУ). Примерно в это же время он выпустил брошюру «Десять вопросов навязчивому незнакомцу, или Правила для тех, кто не хочет быть завербованным».

- К этому времени у меня набралось уже столько материала, что его вполне хватило бы и на монографию,  – говорит профессор. – Но задача была другой: предупредить людей об угрозе со стороны сект на простом языке в рамках буклета, который  можно прочесть за час-полтора.

В следующем, 1996 году, Александр Дворкин принял участие в 14 посвященных тоталитарным культам конференциях, выпустил на эту тему около 60 статей и дал не менее 30 интервью. А в январе 1997-го Центр выпустил свой первый 45-минутный видеофильм о секте «Богородичный центр»,

[Далее стр. 50 оригинала]

[Фото: 1993 год. Совместный доклад с профессором Огордом в Дании]

и следом – книгу о сайентологии «Капкан безграничной свободы», некоторые части которой профессор Дворкин перевел с английского, снабдив обширным предисловием, а другие написал сам.

Сектанты к этому времени уже сообразили, что антикультистское движение превращается для них в серьезную опасность, – и начали заявлять, будто центр Дворкина получает за свою работу огромные деньги от Московской Патриархии. Она, мол, «испугалась конкурентов» – вот и оплачивает теперь их дискредитацию. Та же сказка  повторяется лидерами культов и сегодня.

- Конечно, это полная ерунда, – говорит Александр Леонидович. -  Даже в лучшие времена Церковь оплачивала нам разве что коммунальные счета, а остальная работа шла безвозмездно. Вообще, у сектантов огромное самомнение, раз они считают себя конкурентами Православия. Ведь даже сейчас, после двадцати лет «свободы совести», тоталитарные секты, вместе взятые,  смогли притянуть к себе не более 0,5 процента наших сограждан. Они вправе считать себя кем угодно, но самокат всё равно никогда не станет конкурентом самолету.  Другое дело, что мы оперируем

[Далее стр.51 оригинала]

[Фото: Оксфорд. В пабе у столика, за которым частенько сидели Клайв Льюис и Дж.Р.Р.Толкиен]

не холодными цифрами, а конкретными человеческими судьбами. Поэтому даже если бы в секты попало всего сто россиян – наша работа была бы оправданной.

Поняв, что одними сплетнями Дворкина не «задавить», секты и их лоббисты перешли вскоре к фазе активных действий.  В конце 1996 года  «Общественный комитет защиты свободы совести имени Льва Толстого», созданный изверженным из сана и анафемствованным бывшим священником РПЦ Глебом Якуниным и еще несколькими «либералами без границ»,  подал иск на Александра Леонидовича как автора «Десяти вопросов навязчивому незнакомцу» и одновременно на Издательский отдел Московской Патриархии как организацию, выпустившую саму книгу. По мнению истцов, в ней содержалась клевета на «Общество сознания Кришны», «Церковь сайентологии», «Церковь объединения» Муна, «Богородичный центр», «Свидетелей Иеговы», секту «Семья», «Церковь Иисуса Христа святых последних дней» (мормонов) и ряд других сект.

- Между тем было очевидно, что острие процесса направлено не столько против меня как автора брошюры, сколько

[Далее стр. 52 оригинала]

против всей Русской Православной Церкви, – вспоминал  Александр Дворкин. – Сами разбирательства длились в общей сложности около года, а их  активная фаза заняла почти два месяца. Всё это время я ходил на суд и с утра до вечера там сидел, а возвратившись домой, готовился к следующему заседанию. Одно время казалось, что секты просто задавят нас «массой». Перед зданием суда то и дело проходили сборища представителей разных культов, чтобы повлиять тем самым на решение Фемиды, а в западной прессе процесс преподносился как «суд верующих над клеветниками». На суд приходили представители американского посольства, неизменно занимающие места рядом с Якуниным, кришнаитами и сайентологами. Кроме того, учитывая трепетное отношение «ельцинских» властей к иностранцам,

[Фото: 1992 год, июль, Крит. С о.Глебом Каледой и премьер-министром Греции (в центре)]

[Далее стр. 53 оригинала]

сектанты пригласили  на суд  трех зарубежных свидетелей-сектозащитников с учеными степенями… Но именно на этом  фоне выяснилось, что и у нас много единомышленников. Поддержать меня как автора книги приехали, например, посланник Священного Синода Греческой Православной Церкви Георгас Криппас, доктор богословия Иоганнес Огорд, представитель французского Комитета по борьбе с сектами профессор Клэр Шампольон, а также уполномоченный по делам сект и молодежных религий Берлинско-Бранденбургской Евангелической Лютеранской Церкви пастор Томас Гандоу. Все они дали суду исчерпывающие показания о неприглядной стороне деятельности  деструктивных культов, а отечественные свидетели добавили массу ярких примеров. В итоге 21 мая 1997 года Хорошевский межмуниципальный суд Москвы отказал «Общественному комитету по защите свободы совести имени Льва Толстого» в удовлетворении иска.

Трудно переоценить значение этой победы – ведь она была одержана накануне принятия нового федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях». В самом нормативно-правовом акте содержался ряд положений, ограничивающих деятельность культов, появившихся в перестроечную эпоху, -  и  Запад делал всё, чтобы закон не был принят. Но проигрыш защитников сект, безусловно, подтолкнул депутатов к тому, чтобы все же проголосовать за закон, а президента страны – чтобы пусть не сразу, но все же его подписать.

Что касается самого процесса, то позже Александр Леонидович подготовил книгу «Секты против Церкви (Процесс Дворкина)», подробно рассказывающую обо всех тонокостях судебного разбирательства. Насколько оно было сложным, можно понять по объему этой  работы, в которой содержится более семисот страниц (а в ней содержалась лишь «выжимка» процесса).

А в 1998 году увидела свет книга Александра Дворкина «Введение в сектоведение», принесшая ему поистине всероссийскую известность.

- Вообще-то она представляла собой учебное пособие к курсу «Сектоведение», в основе которого лежала распечатка

[Далее стр. 54 оригинала]

моих устных лекций в Православном Свято-Тихоновском Богословском институте, – говорит Александр Леонидович. – Но эта книга была, наверное, первой, проводившей экскурс по всем основным сектам, действующим на просторах России. В итоге десятитысячный тираж разошелся за три месяца.

Руководство Русской Православной Церкви по достоинству оценило набиравшую обороты деятельность Александра Дворкина и его Центра. Выступая с докладом на ежегодном Епархиальном собрании Москвы 23 декабря 1998 года, Патриарх Московский и всея Руси Алексий II  подчеркивал: «Приятно отметить, что в ходе подготовки нового закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» и после его принятия активизировалась антисектантская работа в нашей Церкви. Больше стало проходить конференций на эту злободневную тему, больше приходов и благочиний стали приглашать православных специалистов выступить перед ними и донести необходимую информацию до духовенства и активных мирян нашей Церкви. Хорошим знаком стало и то, что органы местной администрации, а также воинские части и другие государственные учреждения и учебные заведения начали чаще приглашать православных специалистов по вопросам сектантства. Особенно хотелось бы отметить роль в этом процессе информационно-консультативного центра священномученика Иринея, епископа Лионского.»

К этому времени, впрочем, можно было говорить уже не только о нем, но и о десятках других антисектантских организаций, появившихся в разных городах страны и ближнего зарубежья при поддержке Александра Дворкина. Где-то они действовали как структурные подразделения епархий, где-то работали на правах общественных объединений, а то и просто инициативных групп. Но в любом случае все эти организации считали своим «главным штабом» Информационно-консультативный центр во имя священномученика Иринея Лионского.

В 2000 году Александр Леонидович выпустил второе издание «Введения в сектоведение», которое называлось «Сектоведение. Тоталитарные секты: опыт систематического исследования». Оно было лишено многих огрехов книги-предшественницы и дополнено целым рядом новых фактов о деятельности

[Далее стр. 55 оригинала]

деструктивных культов. Общий объем работы составлял почти 700 страниц, снабженных именным указателем. И вновь весь ее тираж  разлетелся буквально в считаные месяцы.

- Через два года пришлось осуществить еще одно, уже третье по счету издание, вновь полностью переработанное и «доросшее» уже до 800 страниц уменьшенным кеглем,  – уточняет профессор. – Конечно, сама моя книга воспринимается читателями по-разному. Верующие традиционных религий и просто здравомыслящие люди ее хвалят, а сектанты, разумеется, ругают. Но в любом случае мне приятно, что эта работа получила такой широкий резонанс, и, пользуясь возможностью, я хотел бы от души поблагодарить тех читателей, которые звонили мне  с ценными уточнениями и дополнениями по тексту.

Первые десять лет пребывания Александра Дворкина в России были так насыщены работой, что пролетели словно один день. И вот произошло еще одно важное событие его жизни: подошла очередь на восстановление российского гражданства, взамен советского,  которого он был незаконно лишен в 1977 году.

Паспорт гражданина РФ Александр Леонидович получил в ОВД «Хорошево-Мневники» 20 июля 2001 года. Но даже сейчас, спустя семь лет,  сектанты то и дело заводят  песню про «американца Дворкина».

- Лицемерие этих людей не знает границ, – качает головой Александр Леонидович. – Ладно бы меня попрекали западным прошлым  коммунисты или «почвенники». Но дело в том, что всех громче про «американское гражданство Дворкина» кричат сегодня те, кто сам не вылезает из-за рубежа и давно сидит на инвалютной «игле». Встряхните любого из таких обличителей  – на землю посыплются зарубежные паспорта и  многочисленные визы, жалобы о «притеснениях» в Конгресс США или, на худой конец, в Совет Европы. Что парадоксально – рядовые сектанты прекрасно знают о крепких «заграничных» связях своих лидеров, но контроль сознания делает свое дело. Я видел, например, кадры, где на крики пастора про «американца Дворкина» зал отвечал гулом негодования, а буквально через десять минут уже хлопал в ладоши

[Далее стр. 56 оригинала]

очередному американцу-проповеднику. Оруэллу такие масштабы «промывки мозгов», наверное,  даже не снились…

Указом Патриарха от 18 ноября 2002 года Александру Дворкину было присвоено звание профессора Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, а спустя еще год он был награжден орденом преподобного Сергия Радонежского III степени. Сектанты отнеслись к этому весьма болезненно и вскоре запустили «пулю», что у него, наоборот, началось охлаждение отношений с Патриархией. «Дворкин больше не угоден РПЦ!» – кричал созданный «богородичниками» сайт, с которого сенсацию перепечатали десятки сектантских изданий. В Патриархии,  мол, считают, что лекции таких людей, как Александр Дворкин и Андрей Кураев,  возбуждают рознь – а потому решили от обоих постепенно  дистанцироваться. Но когда поверившая таким сплетням журналистка одной из газет обратилась за разъяснениями к Святейшему, он очень удивился и ответил: «Мне неизвестны случаи разжигания межрелигиозной или межнациональной вражды упомянутыми миссионерами. Более того, я убежден, что проявления такой вражды прямо связаны с царящим в обществе невежеством в области религии, которому они в меру своих возможностей противостоят». Новым подтверждением, что Русская Православная Церковь действительно высоко ценит миссионерские труды Александра Леонидовича, стало его награждение по указу Патриарха в 2005 году орденом святителя Иннокентия Московского III степени, а по решению митрополита Киевского и всея Украины Владимира – орденом Нестора летописца III степени.

Еще одно событие, значимость которого трудно переоценить, случилось 1 февраля 2006 года. К этому времени, благодаря поддержке профессора Дворкина, в России и странах СНГ действовало уже около 30 антисектантских организаций.

[Далее стр. 57 оригинала, фото: С дьяконом Андреем Кураевым у могилы С.Кьеркегора в Копенгагене]

[Далее стр. 58 оригинала, фото: 1996 год. С женой Ириной в Венеции]

[Далее стр. 59 оригинала]

Собравшись вместе, их представители заявили о создании Российской Ассоциации центров изучения религий и сект (РАЦИРС). Ее президентом  был единогласно избран Александр Леонидович, заместителями которого стали протоиереи Александр Новопашин и Александр Шабанов, а исполнительным секретарем – священник Лев Семенов. С тех пор антикультистское движение вышло на принципиально новый качественный уровень. В редакциях газет уже не удивляются, получая пресс-релизы РАЦИРС, а при самой ассоциации создан Юридический Комитет, оказывающий правовую поддержку и борцам с сектами, и жертвам деструктивных культов.

- Думаю, это только начало большого пути. – говорит Александр Леонидович. – Очень скоро мы начнем издательскую деятельность, а через несколько лет, не исключено, Ассоциация станет готовить даже дипломированных специалистов  в области сектоведения.

В том, что они будут востребованы не только Церковью, но и государством, профессор не сомневается.

- Европейские тенденции таковы, что власть проявляет растущую тревогу по поводу деятельности тоталитарных сект и берет контроль за ними в свои руки. – говорит Александр Леонидович. – При германском Бундестаге много лет действовала, например, постоянная Комиссия по расследованию деятельности деструктивных  культов. Французы пошли еще дальше – учредили  Межминистерскую Комиссию по борьбе с сектами. Ее первым президентом был назначен бывший глава МИДа Ален Вивьен, который имеет статус госслужащего в ранге министра и подчиняется непосредственно председателю правительства. Как следствие, в обеих странах резко сократилось количество преступлений, совершаемых членами тоталитарных культов. Бельгия сейчас разрабатывает

[Далее стр. 60 оригинала]

[Фото: 1994 год. Греция. На конференции, организованной о.Антонием Алевизопулосом (слева)]

принципиально новое противосектантское законодательство. Я уверен, что и Россия со временем пойдет по тому же пути.

За время, прошедшее после возвращения в Россию, профессор Дворкин стал автором 12 книг и около 600 публикаций, многие из которых были переведены на другие языки (всего 16 языков мира), дал не менее тысячи интервью, совершил около 250 поездок с лекциями по регионам страны и зарубежью, принял участие в полутора десятках судебных процессов с представителями тоталитарных сект (и не проиграл ни одного из них). Остается добавить, что при всей своей грандиозной занятости Александр Леонидович  по-прежнему находит время на служение Богу – он является  алтарником и чтецом московской церкви Живоначальной Троицы в Хохлах.

Евгений Мухтаров

 

 

доктор философии (Ph D) по истории средних веков 1988, Фордхемский университет (Fordham Homepage)

к. богословия (M Div) 1983, Свято-Владимирская духовная семинария (St Vladimir´s Orthodox Theological Seminary) доктор богословия honoris causa (Dr. h. c.) 2016, Прешовский университет (Prešovská univerzita v Prešove)

ученое звание профессор

 

Обсудить данный материал вы можете в Telegram-канале А. Л. Дворкина.




Дорогие друзья, посетители нашего сайта - самого информативного и самого крупного противосектантского сайта всего русскоязычного интернета!


Для того, чтобы поддерживать и продвигать наш сайт, нужны средства. Если вы получили на сайте нужную информацию, которая помогла вам и вашим близким, пожалуйста, помогите нам материально. Ваше пожертвование сделает возможным донесение нужной информации до многих людей, которые в ней нуждаются, поможет им избежать попадания в секты или выручить тех, кто уже оказался в этих бесчеловечных организациях.


Мы нуждаемся в вашей помощи. Не оставайтесь равнодушными. Пусть дело противостояния тоталитарным сектам станет поистине всенародным!


Заранее - огромное спасибо!


А. Л. Дворкин и вся редакция сайта Центра священномученика Иринея Лионского



Для выбора способа пожертвования, щёлкните по нужной иконке справа от суммы